АЛЕКСАНДР ЛАНИН

Мариупольская мадонна

Идёт мариупольская мадонна,
Идёт босиком по снегу и пеплу.
А там в Москве закрыли Макдональдс,
И прям на глазах дорожают Эпплы.

Мадонну ведь тоже растили куклы,
Носили подарки зубные феи.

Снаряды летят сквозь небесный купол,
Но всё это фейки, конечно, фейки.
Иначе не выйдет ни жить, ни плакать
По джинсам, мультикам, Кока-Коле.

Горит золотая её заплатка
На кровью вымазанной иконе.

Бежит мариупольская мадонна,
Бежит из разбомбленного роддома,
От перевыполненного долга,
От пуль преступников и подонков,
Туда, где есть хоть немного света,
Где фронт от Киева до Одессы.

В Москве всё равно не поверят в это –
У них там доллар по двести десять.

Бежит мадонна, несёт младенца
Сквозь весь невымышленный звездец, на,
Сквозь мрак и ужас, сквозь Пётр и Павел…
Чтоб он вернулся и всё исправил.


/ / /

Раз человечица, два человечица,
Ах, как мне хочется расчеловечиться.

Стать детским садиком, цадиком, циником,
Не называть геноцид геноцидиком.

Всё это где-то за дымом, за тыном –
Трупы в песочнице, пули в затылок.

Вот вам картинки, идите, смотрите,
Артиллеристов в плен не берите.

Кто на детей там не смотрит в прицел?
Двадцать процентов? Тридцать процентов?

Мёртвые люди по улицам корчатся,
Расчеловечиться хочется, хочется,

Хочется, хочется, хочется очень.
Очередь в рай – автоматная очередь –

Прёт окровавленными вратами.
Есть оправдание? Нет оправдания.

/ / /

Говоришь: «мы не такие.» Мы – такие.
Помолчи уже про братство и печаль.
Это наши ВВС бомбили Киев,
Это наши танки шли по Дергачам.
Понимаю, и тебе сейчас херово,
Только, если посмотреть со стороны:

Мы напали в феврале двадцать второго.
Вероломно. С объявлением войны.

Дети

Сто шесть человек прибыли, тридцать четыре убыли.
Бабушки из Харькова, мамы из Мариуполя –
Без языка, без денег, без соцсетей,
С вопросами, запросами, с нервами, а не тросами…

Дети держатся.
Родители держатся за детей.

Коротко стриженный мальчик рисует деда Мороза,
потом резко штрихует чёрным.

– «Что это? Бомба? Взрыв?»
–«Дядя, о чём вы? Это борода.» Мальчик смеётся из-под руки.
Ну и дураки эти взрослые… Ну и дураки…

Взрослые ищут платформу, хватают кофе, залпом выходят в сеть.
Дети держатся лучше них, держатся лучше нас, держатся лучше всех.
После четырёх дней и ночей дороги:

– «Мама, у меня устали ноги.»
– «Мама, я хочу спать.»
– «Мама, болит вот здесь.»…
Только этого ничего нет. А что есть?
– «Дядя, меня зовут Вова, а тебя как?»
– «Можно бабушке водички? Дякую.»
– «Мама, не надо мороженое, дорого на вокзале.»
– «Переведите, будь ласка, что там сказали.»

Поезд гудит мирным своим гудком,
Взъерошенной чёлкой, сломанным ноготком,
Заплетённой косичкой, мишкой в руке,
Кошкой в переноске, собачкой на поводке.

Это у взрослых нет ничего – паспорт и чемодан,
Ещё зарядка, без которой вообще каюк.
А дети держат любой удар, они пластичнее, чем удар,
Они прозрачнее, чем удар, они как вода, журчат и поют,
Даже когда молчат, всё равно поют.

Дети лечат страх, дети снимают боль.
Детям проще – мама с собой, значит всё с собой.

Группа из десяти человек. Половина – глухонемых.
Волонтёр-пакистанец не знает, кому поручить билет?

– «Вот этой девочке.»
– «Но ей же двенадцать лет!»
– «Я говорил с ней, бро, она взрослее, чем мы…»

Боже, вот я стою в белом своем пальто,
В бесполезном своём пальто, в самом тылу добра.
Боже, будь ласка, дай ей немного детства хотя бы потом,
Верни ей то, что сейчас забрал.

П О Э Т Ы

П Р О Т И В

В О Й Н Ы