/ / /

под прикрытием трав убегает река
дождь грохочет стрельба боевая
по планете по всем ее материкам
кто стреляет по людям моим мотылькам
кто боярышник им подливает в стакан
как бесстрашно его выпивают

с бутербродом заветренных масляных букв
белый мякиш центральных каналов
и повесточный миксер взбивает фейсбук
до белкового пика до поднятых рук
и стесненные шумом на солнечный звук
улетают седые журналы

и сидишь ты такой над текучей Окой
по тебе этот дождь тоже бьет
и все кажется медленной грязной рекой
за которой нет правды уже никакой
над которой развешено чьей-то рукой
перепачканное белье

инфоливень гудит инфоливень идет
и весь мир пеленой занавешен
ты под ливнем спокойно сидишь идиот
потому что твой взгляд обращенный вперед
белоснежную правду еще узнает
в облаках и цветенье черешен

/ / /

Силу теряет венчик.
Черным исписан лист.
Жердочка-человечек,
Как по тебе прошлись!

Ах, человечек тонкий,
Если бы жизнь другая
И по тебе не топали
Болотными сапогами?

Был бы ты полнокровной
Черточкой меж слогами,
Что образуют слово
Над хлебными берегами,

А не больным трехзвучьем
Бешеных сторожих,
Жердочкой перекрученной,
Брошенной под чужих.

ВОЙНА

Будешь плакать, Мария, сорвешься, мой милый листок,
на прохладную землю, где больше не бредят пионы,
ты лежишь, и в тебе разрывается воздух простой,
слышишь, пули от жалости стонут,
не расти здесь пионам, Мария. Мария, постой,

здесь и воздух расколот.
Как страна, как и сам человек, заблудившийся в трех
ни березах, ни соснах, а правдах, а, может, неправдах,
на дома опускается с неба безжалостный молот,
я с тобой говорю без стеснений, родная, на равных,
это я, в том числе, не закрыл тебя и не сберег.

Я решал свой удел, я бродил по соседнему краю,
иногда до обеда посматривал на пепелище,
чтоб за ужином, черт, о, моя дорогая,
обсудить тебя под приниманье какой-нибудь пищи,
дескать, жаль, умирают. О чем только думают выше?

Мне тебя не спасти. Никогда не спасти. Многоточье.
Мой увядший цветок, мой оторванный с ветки листочек.
О, Мария, когда все закончится в полдень воскресный,
на конях прогарцуют привратники и проститутки,
то земля о тебе запоет лебединую песню ,
и по ней, словно волны, пройдут к небесам незабудки.

/ / /

Молоко мое кислое, будущий сыр,
будет день – и тебя примостят на весы,
скажут – ты привозной, скажут – ты пармезан,
в мышеловку давай полезай.

Но покуда минуло, скисай до поры,
игнорируй цепочек дверных кандалы,
пусть гремят тут и там, пусть гремят тут и там —
это просто мерещится вам Мандельштам.

Просто галочка ты, на которую – сто
обезличенных ластиков в серых пальто.
Просто бабочка… крыльев, где крыльев концы?
Вся страна на фундаменте чьей-то пыльцы.

Тихо-тихо! А завтра что? Тихо! А то…