ДАНА СИДЕРОС

/ / /

Чтобы сделаться волком, куницей,
кабаном или барсуком,
нужно рыть на рассвете яму тайком,
лечь в нее целиком,
жадно есть и нахваливать
рыжей землицы ком.

Встанет солнце и скажет:
русский солдат,
оставайся тут,
тех, кого отрыгнула бойня,
нигде не ждут.
Позаботься о дочках своих,
не тащи к ним отца-мерзавца.
Не ходи домой –
стань тритоном, полозом, зайцем.

Чтобы стать осетром, судаком,
рапаном, морским коньком,
погрузи себя в Черное море
далеко за буйком.
Встанет солнце и скажет: О!
Молодец, боец, усвоил урок.
Был бездарный урод,
а нынче наоборот:
симпатичная афалина,
сиреневый корнерот.

Чтобы быть пеликаном, чайкой,
иволгой, глухарём,
вообще ничего не нужно:
просто прыгнули и орём.
Можно сбиться в красивый клин,
можно спеться в нестройный хор,
жить среди дубов и калин,
родников и гор,
пролетать над тем, что недавно город –
теперь только кровь и гарь.
Солнце встало давно:
превращайтесь в ястребов и гагар.

Возвращаться домой не нужно.
Для чего нам в доме убийца?
Начинай извиваться, ползать,
рычать, щебетать, ветвиться,
опылять каштаны и липы,
жрать мышей,
орать под окном в апреле,
чтобы кто-то босой выбегал в апрель
и сердился,
что разбудили.

ЛЮТЫЙ

1.
Больше всего это похоже
на новогодние праздники.
Все рассказывают, куда они поедут.
Очереди в магазинах,
стремительно пустеющие полки.
Знакомые приветствуют друг друга
одной и той же формулой:
«Береги себя, держись».
Родственники и друзья
звонят одновременно.
Ночью, как полагается, никто не спит.
На улице бахает и сверкает.

Нежные наши звери
переносят это с трудом:
держатся дальше от окон,
отказываются выходить во двор,
скулят от каждого взрыва.
Они не любили такое
еще на стадии настоящего Нового года.
Теперь, вероятно, и мы
к нему охладеем.

2.
Пишем друг другу «береги себя».
Я получила уже пятьдесят два сообщения
«береги себя».
Пятьдесят три сообщения. Четыре.
Я обещаю родным и любимым
беречь себя.
Покупаю миндальное молоко
без животных жиров,
консервантов и ГМО.
Ношу шерстяные носки,
мажу руки кремом, пью много воды.
Сигареты
с пониженным содержанием смол,
с двойным угольным фильтром
не купила.
Потому что я себя берегу,
а на пачке написано, что курение убивает.
Курение строит дворцы за наше бабло.
Курение атакует погранзаставы.
Курение едет на танках в чужую столицу.
Курение вышло из берегов,
отрастило клешни и жвальца,
пожирает мой мир,
не то что не скрываясь и не стесняясь,
а даже демонстративно
причмокивая.
Пятьдесят семь сообщений
«береги себя».
Я бросила, кстати,
как раз восемь лет назад,
когда это все началось.
Но это не помогло.

3,
Мои легкие
решили напасть на сердце,
в учебниках это называется
«вероломно напали».
А дело же не в вере.
Не в вере,
не в отношениях,
не в безопасности.
Просто я не могу ни без легких,
ни без сердца.
Я читаю каких-то умников,
которые пишут, да ладно,
пишут это небольно, чик и всё,
пишут ты даже не заметишь,
просто будет у тебя одно большое легкое,
пишут нет никаких сердца,
печени, почек, желудка.
Скоро будут одни только легкие,
задыхающиеся,
истерзанные ковидом и табаком,
с подступающим раком.

ВЬЮН

Если нам нельзя
войну называть войной,
значит, связи разорваны,
нет теперь ни одной,
сдохла вся семантика.

Раз начавши ломать,
нужно двигаться до конца,
полумеры – для полудурка, а не бойца.
Для чтеца
золотого фантика.

Нужно просто смириться,
выпустить все слова,
всё, что мы называли раньше,
переназвать.
Наблюдать, как птенец-глагол
верещит и ластится.

Смерть отныне и навсегда
буду звать вьюном.
Стыд – котёнком, ракету – цаплей,
а страх – вином.
Позвоночник – лестницей.

Там, где цапля клюнула в бок,
прорастет вьюнок.
У цветка его белое платьице, как мешок –
без манжет и вытачек.

Сколько помню себя,
вьюн растет на моем крыльце,
обвивает лестницу,
лестница вся в пыльце.
Ждёт, когда я выскочу.

П О Э Т Ы

П Р О Т И В

В О Й Н Ы