ДАВИД ПОТАШНИКОВ

/ / /

Преисподняя открыта.
Это русская земля.
У разбитого корыта –
Людоеды из Кремля.
Там с годами вата, вата
Всё лютей, лютей, лютей.
И безжалостно в солдаты
Шлёт детей, детей, детей.
Там маячит за спиною
Жутким призраком рябой.
Там идут солдаты строем
На убой, убой, убой.
И в чужом краю свирепо
Танки рвут земную твердь,
Разъясняя слово скрепа.
Оказалось, это смерть.
Понимает, холодея,
Умирающий солдат,
То, что русская идея –
Чтобы шёл на брата брат,
Чтоб не дома, на чужбине,
Утопив её в крови,
Сдохнуть в танковой кабине…
Это – русский вид любви
К вам, хохлам, и к нам, пиндосам,
Это братская рука
Скифом подана раскосым
Из ствола броневика.

/ / /

Я встал под щебет птиц, и улыбнулась мама,
В распахнутом окне открылись мне с утра
И море Пушкина, и небо Мандельштама,
И в пене облаков – Цветаевой гора.

А майские жуки, жужжа, вокруг летали,
И я с балкона вновь на город свой глядел.
А Киев гомонил, трамваи грохотали…
С газетою отец, задумавшись, сидел.

Мальчишки во дворе носились и орали,
А в парке Пушкинском, зачитанный до дыр,
Глядел поверх голов, присев на пьедестале,
Мой Пушкин бронзовый, курчавый мой кумир.

И это был простой воскресный день Шулявки,
По Брест-Литовскому валил рабочий люд,
И в воздухе хрущи, и бабушки на лавке,
И весь из белых свеч каштановый салют…

Я слишком долго жил, и город мой – руина.
Уже не будут знать о том отец и мать.
С российскою ордой воюет Украина.
Я, видно, слишком стар, чтоб это понимать.

Я, видно, слишком глуп для этой дикой чуши.
Наверное, она токсична для ума.
Российская чума пришла по наши души.
Безносая с косой, российская чума.

России больше нет. Огромная воронка
Пока ещё смердит и бомбами плюёт.
И надо ждать, когда прибудет похоронка
И в сердце соловей, очнувшись, запоёт.

/ / /

Вчера, казалось бы, пришло восьмое ма…
Но было надвое разорвано снарядом.
Ползёт по глобусу кремлёвская чума
И всю планету осыпает чёрным ядом.
В руинах корчится мой Киев золотой,
И Украину топчет с завистью и злобой
Сапог российский бронетанковой пятой
По воле фюрера и своры узколобой.
Сигналит время нам, что тело и душа,
По мановению убогого урода,
Вновь обесценились, не стоят ни гроша,
И смерть обыденна, как скверная погода.
И все прекрасные слова о доброте,
И мира доброго чудесная картинка –
Повисли все, как жемчуга на нищете,
Как на покойнике шальная паутинка.


/ / /

Всё живое бесценно, и нет святей
Каждой жизни, и этих солдат-детей,
Злобной волею посланных на убой
(Это делать когда-то умел рябой),
Будет жаль нам, но душу зажав в тиски,
Содрогаясь от ужаса и тоски,
Мы ликуем, когда оккупант убит,
Ибо труп не стреляет и не бомбит,
Ибо труп гарантирует – будут жить
Те, кого бы в гробы он сумел сложить.
Одного не убьёт он, а то и двух,
Потому что раньше испустит дух,
Потому что сам он умрёт сперва,
Будут живы они, и один, и два…
А потом, когда он перестал дышать,
Когда жить живым перестал мешать,
Вот тогда, наверное, вот тогда
Станет жаль его, жаль его, это да…

П О Э Т Ы

П Р О Т И В

В О Й Н Ы