ДМИТРИЙ БЛИЗНЮК
/ / /
подвал. самый дальний угол. и там старик
свернут в колючий бильярдный шар.
локти и колени выпирают сквозь растрескавшийся лак.
цифра 73.
подъезд выпятил
нижнюю челюсть.
многоэтажка – вертикальный таракан с оторванной головой.
ночь –
черный череп обтянутый черной кожей
пульсируют жилки света на шторах не кури.
выходя всегда
наткнешься на летящую ракету взглядом.
если бутерброд падает во время войны
то маслом в осколки.
тревожная звуковая плесень – вой сирены
бешеный зверь обгрыз пальцы
проспекта
следы от градов и снарядов.
тихо отхаркиваясь старик вышел в ночь
из подвала помочиться на фоне
грозного звездного неба.
глотает слюну с подбородка.
война как фотоаппарат на паучьих лапах
медленно ползет за тобой.
следит.
/ / /
давай сегодня ляжем спать голыми
как нормальные муж и жена как любовники
снимем все вещи штаны кофты мастерки куртки набитые
паспортами лекарствами флешками наличкой
ключами кредитками зарядками для мобильников
снимем обувь и носки давай сегодня
не будем бояться что ночью в наш дом
прилетит снаряд а мы выживем и нам придется бежать
сквозь зимнюю звездную тьму в польшу нарнию давай
сегодня вечером устроим праздник
мирной жизни
разденемся догола обнимемся и спокойно заснем
пусть наша кожа
и тела вспомнят доверие нежность
давай сегодня хоть на одну ночь отключим войну
взрывы обстрелы бомбежки Харькова
очертим мелом нашу кровать от вия демонов
монстров включим теплые полы давай сегодня
закончится война хоть на два три четыре пять
часа
давай напишем злому волшебнику в бункер
пусть он сегодня не будет убивать
пусть он как-то сказочно сдохнет хоть на один день
полцарства за спокойную ночь
полжизни за мирный день
давай это будет так:
смятая простыня —
две сигареты в полутьме две
красно-оранжевые рыбки в аквариуме
четыре руки ты
прижимаешься ухом к моей груди
точно ящерица к теплому камню поросшему мхом
и мой голос — вино в бурдюке
ручей в темной пещере
я говорю что-то нежное пошлое потом настоящее
и эти слова
рождаются не в бронхах
не в горле и не на зубах
но в глазах
в полутьме и молчании.
наша кровь пульсирует гибкие черви
вагонов метрополитена
скользят по гулким тоннелям.
станция «я тебя люблю» — предпоследняя
в недостроенной ветке метро.
в недописанной строке.
дальше мы выходим родная.
и нам нужно идти пешком.
/ / /
в аду на завтрак тебе подают
живую напуганую голову летчика
из сбитого истребителя бомбардировщика су
и ты можешь хоть сто раз
перерезать ему горло
и смотреть в живые посеревшие от ужаса глаза
каждый раз.
каждый раз.
что когда к обеду подают спекшуюся свинью
черного жира и ботекса по кличке пу
ты уставший говоришь — тин с тобой
я христианин и свиней дьявола мне жрать нельзя.
и вместо компота из сушек с безумной тоской смотришь на мошонку снайпера в стакане. снайпера который как воробьев
потехи ради убивал жителей Мариуполя вышедших из подвала за водой.
я хочу сесть на диету сука
я хочу остаться собой.
человеком.
но дьявол смеется говорит
не гони братан. ешь со мной.
мне есть чем тебя удивить. смотри
у меня шикарное меню
под гнилыми сусальными вензелями
«русский братский мир»
/ / /
если бы ты смог вернуться в прошлое
за день до начала войны
как бы ты провел этот день?
задумайся. осознай свою беспомощность.
кого бы ты сумел спасти?
все подумали что ты сошел с ума.
возможно Господь живет на один день позже
Дьявола – тот оторвался вперед
на полкорпуса как пловец
в будущее.
поэтому Господу так тяжело спасать нас детей своих
и охранять огранять мир
от безумия идеологий войн и несчастий.
/ / /
полет пули за секунду до пробуждения.
прожигает пространство раскаленным прутом.
вот скорчится рожица свинца
в момент деформации.
единственная цель, мечта – зарыться в плоть.
вишневой косточкой — во внутренности оленя.
летящая пуля – ей нечего сказать.
нет времени.
так смерть делает себе маникюр –
пилочкой подправляет абрис ногтя;
так разум на миг торжествует над всем живым и сущим,
так Слово пожирает самое себя,
отрывается от звука и смысла,
точно почка от почечной ножки.
а пуля знай себе
пульсирует в горячем воздухе,
в собственном маслянистом соку.
прошивает золотые подсолнухи маленький демон Ака,
летит навстречу мужику – слепой питбуль –
по серому запаху страха,
один недомиг – и мгновенно сгорают миры,
несутся в пропасть сани с новогодними оленями,
коллекция марок сына, ошарашенные Дарвин, Иисус,
школьные дни, казенная скука ковчега,
первая любовь и серебряное колечко
на 8 Марта для нее…
сотни далеких предков гаснут, как искры костра.
вселенная испускает кошмарный концентрический крик –
черный космический кит в звездных язвах.
но — слишком короткий, чтобы вместить в себя
человека,
быстро осевшего мужика в подсолнуховом поле.
еще одна живая башня с призраками
высотою в тысячи лет
рухнула, как столбик пепла с сигареты.
а палец, нажавший курок,
отбрасывается, будто хвост ящерицей.
чернеет в траве, гниет,
и к вечеру прилетает темный ангел
с мелкими зубами во всё лицо — словно острая терка,
пожирает черный комок.
сверкает паутинка в росе –
ниточка слюны — ожерелье.
а где-то она, с колечком, не ведает беды,
незримо наливается вдовством, как томным ядом,
целует пальчики младенцу на пухлых кулачках,
бледно-розовые венчики, семена –
этого кормили,
этого любили…
этого жалели…
ах…
/ / /
пока есть связь и жизнь – самое главное
родные мои, я чувствую каждого. всем своим сердцем.
каждым ребром. каждым взрывом.
держимся.
держимся.
сейчас нет слов. только обломки, осколки, содранная кожа, агония прекрасного мира, который плавится.
я стараюсь писать без пафоса, без мата, лицемерия и ненависти.
потому что нет слов,
есть прослойка дыхания
под ней текут тягучие реки ужаса и ярости, и страха, и снова ярости, огненные леопарды перекусывают друг другу глотки, лениво и властно зевают, жутко растворяются сами в себе, как потоки текущей лавы
а под этим всем в темной пропасти будущего зреют настоящие слова,
новые слова, там, на глубине, они ждут своего часа,
как подводные атомные лодки или киты,
нет, все же киты.
киты умеют любить.
/ / /
шум дождя за окном –
скрипка завернутая в мокрое полотенце.
наш дом
слон который спит стоя покачиваясь.
дождь прошел но душа не земля.
душа сморщена
точно кожа на локте.
солнечный свет прорастает сквозь яблоню –
лимонадное дерево.
пьем золотистые ветки плоды
глотаем свежесть
зыбь ветра – зеркально-водяные розы в лужах.
Микеланджело мгновений
простых и недолговечных.
самый хрупкий мрамор в мире.
и твое впечатление
останется для вечности.
останется?
жена складывает зимние вещи в шкаф
спрашиваешь себя – наденешь их снова однажды?
или нужно прощаться с временами года.
с зимним пуховиком
и шерстяной кофтой навсегда.
эти вещи помнят войну впитали ужас
как волосы запах сигарет.
они никогда ее не забудут.
необратимость разрушенного мира.
П О Э Т Ы
П Р О Т И В
В О Й Н Ы