Лиза*

Мы привыкли коситься на даты, на возраста,
Мы завидуем тем, кто старше, не тем, кто моложе –
Тем, кто больше, чем мы, мирной жизни сумел застать,
Кто был счастлив, когда это было ещё возможно.

Наше время ведёт свой отсчёт не вперёд – назад:
Минус восемь иль минус один – уж кому как легче.
Мы застряли в плену у кошмарных кровавых дат,
У потерянных дней, погребённых в военном смерче.

Мы готовы, что будет, наверно, ещё страшней,
Будет много смертей – это всё так понятно и ясно.
Мы привыкли к смертям, мы же знаем, как на войне…
Только Лиза не знала, толкая вперёд коляску.

Ну какая война, если солнцем пропитан мир?
Если лето звенит, если мама смеётся рядом,
И коляска скрипит, и галдят воробьи в пыли…
Но сирены поют, и летят в вышине снаряды.

Лиза любит сиреневый цвет – и он ей идёт!
Лиза любит цветы, и собак, и в воде плескаться,
Рисовать на шарах и коляску катить вперёд,
И на пляже сидеть, и песок пропускать сквозь пальцы…

Наше время ведёт свой отсчёт не вперёд – назад –
В это летнее утро, где Лиза идёт, живая,
Поднимает головку и маме глядит в глаза,
Ничего о войне в свои годы ещё не зная.

Мы привыкли считать, отнимая себе года,
Только что отнимать, если года всего четыре?
Мы твердим: хорошо, что не выпало ей страдать,
Что не выпало жить в этом страшном, проклятом мире…

*14 июля российские военные нанесли ракетный удар по центру Винницы. При обстреле погибла четырехлетняя Лиза. Ее мать Ирина тяжело ранена. Всего в результате этого ракетного удара погибли 23 человека, в том числе трое детей в возрасте до десяти лет. За медицинской помощью обратились 197 человек. 80 госпитализированы с травмами различной степени тяжести.

Мариуполь

Это смерть ползет по стене,
Не узнать ее невозможно.
Тень ложится на талый снег,
Незаметно скользя к подножью;

Детский крик заглушает свист,
Фейерверком взлетают стекла…
Смерть задумчиво смотрит вниз
И сбивается вновь со счета.

Просчитайся – хотя б на метр!
Проскользни серой тенью рядом.
Зимний воздух горяч и светл
От летящих вокруг снарядов.

Мы теряемся в пустоте,
Исчезаем в подвальной нише.
Вот уже не осталось стен,
Только смерть, как и прежде, ищет,

Тянет пальцы свои в окно,
Задевая косой ступени.
Мы виновны пред ней в одном:
В том, что мы родились «не теми»;

Не склонив своей головы,
Не скормили страну убийцам…
Мы, наверно, уже мертвы,
Мы тенями скользим по лицам.

Город-призрак, город-герой,
Закопченный в костях и тлене!
Мы в тебе прорастем травой –
Самой первой травой весенней!

Мы родимся в твоих цветах –
Одиноких цветах на саже,
Мы впитаем всю боль и страх,
Сквозь века про нее расскажем,

Чтобы пришлые палачи,
Оккупантов трусливых банды
Нас встречали потом в ночи
На осколках своих снарядов.

Чтобы видели в каждом сне
День, когда к ним придет квитаться
Смерть, ползущая по стене
И считающая на пальцах.

/ / /

Давай запомним свет, рассеянный и блеклый,
Ведь каждое «теперь» важнее, чем «потом» –
Пока еще огонь не бросился на стекла,
И стены не дрожат, ломаясь, как картон.

Смотри, как солнца луч метнулся по балкону,
Как вспыхнул, заискрив, и замер на полу –
Пока еще волна железа и бетона
Его не погребла под пыльную золу.

И даже если свет в подвалы не пробьется,
И снова вой сирен звучит издалека –
Мы просто будем знать, что где-то светит солнце,
И все еще под ним клубятся облака.

И если нет домов, останутся каркасы,
И если нет воды, останутся снега.
Мы просто будем жить – как прежде, час за часом,
И знать, что счастье есть – пока еще, пока…

Алексею Горинову

Застыли часы, метроном отбивает такт
За всех, кто погиб под каскадами «братских» бомб.
И в общем, неважно, ты дворник иль депутат,
Ты совесть страны навсегда воплотил собой.

И каждый в итоге решает свою судьбу
Как минимум в том, для чего и зачем страдать.
Минута молчанья и слово длиной в пять букв,
И чистая совесть, и пытка длиной в года.

А ты убеждаешь, что что-то в стране не так,
Они же не спорят, им попросту всё равно,
Когда полицай закрывает собой плакат,
Чтоб мы не посмели войну называть войной.

И хочется верить, что будет небесный суд,
И высший Судья нам объявит в последний час,
Как важно порой промолчать шестьдесят секунд,
Как страшно порою полжизни своей молчать.

Россиянам

Если в огненный час агонии
Вам предъявят за всё счета –
Не твердите, что вы не поняли,
Или поняли всё не так.

Про раскаты сирен над крышами,
Про последний кусок пайка –
Не кричите, что вы не слышали,
Что не видно издалека.

Про оставшихся под завалами
И про холод подвальных стен –
Не внушайте нам, что не знали вы,
Что поверили вы не тем.

Про ракеты, что мчатся по небу,
Про разорванные тела
Вы, конечно, солжёте что-нибудь,
Объясняя, что не со зла,

Что политика – дело чёрное,
Что сегодня никто не свят,
Что мы все виноваты поровну,
Коль в окно залетит снаряд…

Но когда чернота рассеется
И расступится долгий мрак,
Не твердите, что вам не верится,
Что вы думали – всё не так.

И когда отшумят пожарища
И пробьется в золе трава –
Не просите у нас о жалости,
Не расходуйте зря слова.

Не надейтесь, что станем братьями,
Что когда-нибудь всё пройдет.
Полусвастикой, как проклятием,
Заклеймили вы весь народ.

И никто не склонится к горестям
Ваших жалких гибридных бед,
Когда в огненный час агонии
Вы дадите за всё ответ.