/ / /

Напрасно вы оставили деревья.
Все эти искалеченные клены,
Все эти обезумевшие липы,
Свидетельствовать будут на суде,
Где богу – богово, отребьево – отребью.
Где мертвым – мертвое, живым – живое, где
Не ваши окаянные законы.

Взорвали бы, срубили бы, сожгли бы.
Напрасно вы оставили животных.
Коты на иероглифах развалин,
Собаки на остывшем пепелище.
Коротких этих судеб требуха.
Они еще придут и скажут: вот мы.
Украинская ночь тиха? Хаха.
Мы видели, как вы нас убивали,

И тех, кто нем, кто нам, кого мы ищем.
Напрасно вы оставили убитым
Возможность разметаться по-хозяйски:
Раскинуть руки с персональным стоном
И правое колено подогнуть.
Где все так важно, что еще побыть там,
Побыть еще бы, полежать чуть-чуть,
Где умирать не хочется и зябко,
Где все мои убитые – никто мне.

Напрасно вы оставили живых.

/ / /

Я боюсь больниц, я боюсь чумы, я боюсь войны.
Как вниидешь в рай, оглядишься там, помолись за ны.
Разберёшься, как подключить вай-фай, чем закрыть матрас,
А потом, как сможешь, найди кого попросить за нас.

Извинись за наш (я – Тебе, Ты – мне) бестолковый торг:
Мол, надеюсь, только давай не зря – обеспечь курорт;
За потуги эти, семь раз отмерь и один отвесь,
Но проверь сначала, что кто-то там, в смысле, кто-то есть.

Извинись за свой неуместный вид, все равно каюк.
Я не знаю места, где все свои, но спроси, а вдруг.
Почему, спроси, за чужую речь можно лечь костьми,
Если нечем в той, что была моей, говорить с людьми,

Раздирая горло, ползти в нору, бормоча на ру…
Насмеши: так долго учу другой, что скорей умру.
Пусть поищет способ, глотая рев, он же должен быть,
Чтоб они забыли глагол «стрелять» и глагол «убить».

Объясни, что больше не страшен ад, что страшнее тут,
Что они убили тебя, потом – и Его убьют,
Что в железных лужах цветет мазут и не видно дна,
Что когда мы были в последний раз…
Что у нас война.

/ / /

Сидеть устанешь, ляг; а тут лежать и негде,
Ну встань на пять минут, чтоб спину разогнуть.
Так больно уезжать, так пусто по приезде,
Всего страшнее – путь.
Ничто не упрекнет из будущей разрухи:
Картина – видеть цвет, бокалы – пить коньяк,
Все это ерунда, нужны пустые руки –
Тащить с собой собак.
Вот Соня хорошо, что этого не видит.
Все, только потерпи, закончится вот-вот.
Еще стоим? Стоим. С ума сойти не выйдет.
И только снег идет.
Где больше ничего и даже сны не private,
Куда нести свой крест как неподъемный икс?
Дай знать, как перейдешь, дай знать как переправят,
Не Стикс еще, не Стикс.
Не трать ни телефон, ни бешенство, ни голос.
Уходят, как санскрит, в контактах имена.
Верблюд войдёт в ушко, но нет таких иголок,
Чтоб сшили ими нас.
Как быстро – быть собой и превратиться в точку!
(Взять тачку и домой, в неприбраный уют…)
Ты только сообщи, ты сообщи, ты только…
Что где-то там… что тут.

/ / /

Что ж вы плачете, это же ради вас,
И не надо выеживаться.
Вид на жительство, на умирательство
Открывается прямо с крыльца.

Неприятно, конечно, а что с того?
Но зато хоть сейчас на рубли.
Мы с крестца удалили распятого,
По сусекам у вас поскребли.

Ничего не оставили вроде бы,
Кроме пары кустов у ворот.
Это в рот ее, матери-родины,
Все равно догола обдерет.

Вот бы там, где вы бились и плакали,
Уцелевший погибшего звал –
Стали прахом бы мы, стали прахом бы
Возле сбитых ступенек в подвал,

Там, откуда доносится: тише вы,
Пахнет сыростью, день сероват.
Если кто нас простит, непростившие,
Непростившие их не простят.