НИНА КОСМАН

/ / /

Где сестра твоя непутёвая, говорила мать.
Сегодня мы всей семьёй идём умирать.
В дверь, слышь, фрицы опять стучат.
Собирайся быстрей, зачем тебе столько книг.
Там, где мы будем, обойдёшься без них.
Всегда ты последний, сынок, говорила мать.
Ну вот, собрались, а теперь ему хочется спать!
Выспишься там, где будем вместе лежать.
Чем книги в мешок совать, сестру б отыскал.
Ну что за дурак, в самом деле, какой вокзал?
Вот и сестра нашлась, лежат всей семьёй.
А тот, что колонну их вёл на убой,
до пенсии дожил, до внуков и даже до пра-,
у внуков натуры тонкие, не надо их тра-
вмировать болтовней про какой-то лес,
что с того, да мало ль на свете мест,
что с того, что поляна, ведь никто не воскрес;
а про то, как дед их метился в мать,
да про то, как младшему хотелось спать,
а когда упал на мать и из рук выпал мешок,
посыпались на тела книги да какой-то мелок…
Молчите, зачем вы внуку-то про ваш лесок.


/ / /

Тому свидетель Бог,
а также Огб и Гоб —
«бог» наоборот, значит, бес:
«бес-смерт-ный полк».
Как ряженные шли,
напялив на себя
чужие ордена,
чужую славу,
и от чужих подвигов
раздуваясь, как шар
воздушный – ка-aк лопнет! –
с криками «Можем повторить!»,
«Спасибо деду за победу» –
только деда-то и нету,
да и фашистов нет,
а как же мы без них,
как же без фашистов,
ведь нам нужны враги
для полной веры
в собственную мощь,
для полной иллюзии —
что мы, мол, и есть он,
тот самый дед-герой,
и что его ордена – наше все,
и что он – это мы.
Только где же фашист?
Подавай нам врага.
На тарелочке, на подносе.
А если фашиста нет,
надо его придумать.
Кто годится на роль?
Оглянись вокруг.
Вот тот, что считался «друг».
Давайте же повторим!
Мы, что, хуже дедов?
Да, ряженные мы,
псевдо-ордена,
псевдо-ленточки,
псевдо-фашист,
псевдо-армия,
псевдо-люди –
надо ж во что-то верить,
поверим и разбомбим
псевдо-фашиста
настоящими бомбами.
Знай, мол, наших,
псевдо-враг,
бывший друг,
бывший брат.
Главное – верить,
что не понарошку,
и играть в солдатики,
как дед в своё время – насмерть.
Вот вам бомба – по детскому саду!
Вот вам бомба – на зоопарк!
Знай наших!
Знай ряженных!
Огб с нами! Гоб-гоб!
А ты, дед, из могилы-то не кричи,
ты умер давно и истлел,
набери полон рот земли
да молчи
– чи!-чи! –
про какой в этом толк огб-гоб.

/ / /

Сначала они пришли в Приднестровье и мы молчали – потому что мы не из Приднестровья.
Потом они бомбили Чечню и мы молчали – потому что мы не чеченцы.
Потом они пришли в Грузию и мы молчали – потому что мы не грузины.
Потом они пришли в Сирию, не оставив в в ней камня на камне и мы молчали – потому что мы не сирийцы.
Потом они разжигали войну в Донбассе – и мы молчали, потому что это было далеко.
Потом они разбомбили Киев в пух и прах, и мы молчали – потому что мы не украинцы.
Потом они пришли за нами и мир молчал.*

*Основано на высказывании (1946) Мартина Нимёллера «Когда нацисты пришли за коммунистами».

/ / /

Маленькому человеку непонятно из-за чего началась война.
НАТО, США, бандеровцы – для маленького человека всё это лишь слова.
Маленький человек* на той стороне войны слышит «бандеровцы, денацификация»,
а маленький человек на этой видит руины родного города
и прячется в подвалы от танков и бомб.
Я– маленький человек. Я не хочу быть больше, чем я есть.
И хотя я живу далеко и меня с Украиной связывают только мёртвые
(их больше тридцати – моих мёртвых в её земле,
хотя я видела снимки только прабабушки, прадедушки и их детей,
восемьдесят лет пролежавших в расстрельных рвах
под Луцком, Никополем, Кривым Рогом, Ровно и Чудновом —
мои мёртвые корни в земле Украины, из которых ничего не растёт),
я не виню живущих сегодня украинцев в смерти моей семьи.
Oни жили в своё время, а мы – в своё,
у каждого времени – своя беда
и живущие сегодня не виновны в гибели моих предков.
Мой прадед по материнской линии увёз семью в Америку в конце позапрошлого века,
но так тосковал по родному Луцку, что не захотел жить в Новом Свете и вернулся назад.
Каждый раз, когда я рассказываю об этом, мне приходится реагировать на иронию,
мол, что он там позабыл, в этом Луцке, после семи лет в Чикаго?
– Ностальгия, – говорю, – странная штука.
Сама её испытала, хотя не вернулась,
разве что проездом, в Луцк, в котором была впервые,
ведь не я там родилась, а мои прабабка, прадед и дед.
Была в Луцке, никого там не встретила,
в архиве не было сведений о моей семье,
на месте расстрельного рва не было ничего,
ни памятника, ни –
но зато я –
да, зато, я –
испытала странное чувство счастья в поезде изо Львова в Луцк.
Такого счастья я не испытывала никогда.
Это счастье было так велико, что мне казалось будто кто-то бросил в мой мозг
бомбу счастья и мой мозг полыхал в этом непонятном огне.
Теперь совсем другие бомбы падают на Львов и Луцк,
и мои мёртвые – те, чьих имён не осталось в архивах,
те, на чьих общих могилах до сих пор нет памятника,
как когда-то его не было на Бабьем Яру,
мои мёртвые – знаю – на стороне живых,
тех, кто не помнят об их могилах,
тех, кого мы зовём украинцами,
тех, кто бегут от бомб.
Маленький человек, если тебя убивают,
какой бы национальности ты ни был,
я за тебя.

П О Э Т Ы

П Р О Т И В

В О Й Н Ы