/ / /

Апрель зимний месяц, и все-таки снег растает,
Короче, еще немного, и будет все заебись,
Земля расцветет, улыбками и цветами
Родина встретит насильников и убийц,

Мстительных или просто трусливых,
Просто безбашенных, черт им и тот не брат,
Будет цвести ослепительно белым слива,
Как та невеста, которой – молчу, комбат,

Наших товарищей мы не помним по именам,
Знаем одно – им под землей не хуже,
Ад – тоже родина, будет и там весна,
Будет кого нагнуть, отодрать к тому же,

Я скажу тебе правду, а ты на ус намотай:
Что иностранцу ад, для нашего брата рай,
Если мы ловим пулю и падаем, холодея,
Нам не нужна другая теодицея.

Но иногда, давя сапогом валежник,
Чувствуешь, что земля становится слишком нежной,
Крестишься, вспоминаешь Святогора-богатыря,
Будто вот-вот, и не сможет подошву держать земля,

Как чужая женщина рвется под целым взводом,
Как проседает крыша под артобстрел,
Словно небесный ангел хочет прикрыть кого-то,
По серебристым перьям скользит прицел.

/ / /

Качество у звука безобразное,
Прыгают колонки на столе:
«Граждане, отечество в опасности,
Наши танки на чужой земле!»

Наши танки, наша артиллерия,
Наш солдат сквозь визоры глядит,
Городские вены и артерии
Наша авиация бомбит.

Не приходит сон, а если все-таки
На изнанке смерти забытье,
Наши мертвые, из нашей крови сотканы,
Шепчут нам проклятие свое,

И, с полей кровавых не пришедшие
Восемьдесят лет тому назад,
Белыми тактическими шершнями
К нашим танкам с криками летят.

/ / /

Февраль, но зима, бля,
Обещает быть длинной.
Я русский корабль, а
Ты Остров Змеиный.

Я мощью пьяный,
Я в эйфории,
Топот тимпанов,
Лепет валькирий.

Сила на моей стороне, бля,
Твоим женам плакать,
Почему же ты идешь в небо,
А я иду на хуй?

Мы победили,
Он уничтожен.
Где справедливость,
Господи Боже?

И позывные
Этой обиды
Стонут, больные,
Горькие видом:

Мы вам не фраера,
С нами шутить не нужно,
У нашего фюрера
Есть супероружие,

Ангельскую братву
Может свести на нет
Яростный гиперзвук
Его крылатых ракет!

Надобно нам гарантий
На бесконечный срок,
Дай же твой знак нам!
– Русский корабль? –
Говорит Бог. –
Иди на хуй.

/ / /

Новая эпоха для нас с тобой,
Учителя истории уходят в запой,
Женщины ищут в списках мертвые имена,
Слово «нет» и слово «война»
Запрещены к употреблению
По законам военного положения.

Но учитель риторики, с утра зашедший за водкой,
Уверяет нас, что эпоха будет короткой,
Смотрит в даль, рассуждая о том,
Завершится она табакеркой или шарфом,
Или ядерный гриб направит удар заката –
И с тоской упирается взглядом в стекло стакана.

Сна ни в одном глазу, светло здесь или темно,
На той стороне зрачка гуляют огни пожара,
Хотя взрывов в Москве давно уже не бывало,
Разве только закат опять стучится в окно,
Знаешь, как хозяйка сегодня ждала гостей,
Семья из Харькова, мама, папа и малыши,
Накрывала на стол, ей звонят, говорят: не спеши,
Их накрыло огнем – и так странно стоять в пустоте.

/ / /

Рабинович каждое утро покупает газету,
Типографская краска опять содержит свинец
(Пуля стоит тысячи слов) – на первой странице нету,
На второй надои коров, опорос свиней,
Вздрогнешь, протрешь глаза: в закатных ростках костра
Родина-мать стоит на берегу Днепра.

Каждый день мы отступаем назад во времени
Туда, где в окопах растет буряк с трещиной от лопаты,
Нас ускоряет назад обратное трение,
Календари шелестят густой листвой виновато,
Но одна дата, февраль, четыре часа
Не отстает, а вместе с нами ползет назад.

Помогите нам демонтировать эту машину времени!
Что в ней заело, за что она зацепилась,
Машинист, проводник, Анна Аркадьевна Каренина,
Остановите поезд, сделайте милость,
Эти живые, в крови и сразу мертвые лица –
Отмотайте назад, дайте им снова родиться!

У Рабиновича чешется нос, но нет свободной руки,
Двое полицейских его держат под локотки,
Дома ждут дети, неумолима полиция –
Но и сама косит глаз на передовицу:
Серым по серому, между свинцовых строк,
Может, проявится в рамочке некролог.

/ / /

На страницах газет всходит небыль,
Воздух плотен и колет стекло,
Вы хотели вздохнуть, но что-то вас отвлекло –
Закройте небо.

Выбирая безопасность, пренебрегая свободой,
Не заслужишь ни жизни, ни легкой смерти,
В каждом сердце небыль дает молодые всходы,
Кровь бежит, но немного медлит.

Как стара Европа, а все же ей снится бык –
Раз в полвека пускай хоть плешивый козел –
В огороды пробирался к ней, озорник,
Бородою дорожки мел.

Я говорю тебе, не называя твоего имени
(Если я упаду, и ты получишь ушибы),
Мне не жаль завтрашних дней этого душного времени,
Только жаль, что сегодня ты не одобришь мой выбор,

Хотя есть много добра в твоей большой голове.
Но сегодня мне снилась школа, она горела,
Но так мало воздуха на любом уровне,
А что я буду хрипеть, царапая край матраса, это не ваше дело,

Этой весной все сорняки заглушает небыль,
Одряхлел Новый Свет, и маленькая луна,
Повидавшая отражений, останется здесь одна.
Закройте небо.